Глава Института энергетической политики Владимир Милов рассказал www.pro-gas.ru о своем видении проблем в развитии газовой отрасли России. 

- Владимир, назовите 5 главных, на ваш взгляд, проблем развития газовой отрасли России

- По целому ряду направлений мы уперлись в тупик. Первая, и, наверное, самая горячая история – это экспортная стратегия. За последние 10 лет рынок очень изменился. Мы этим тенденциям не соответствуем. Опоздали с масштабным развитием СПГ-индустрии. Сейчас обсуждаются варианты ликвидации отставания, но даже если взять все заявленные проекты, их мало, они весьма дорогие и все это нужно было делать гораздо раньше. С другой стороны, слишком рьяное строительство новых дорогостоящих газотранспортных мощностей по экспорту в Европу, которые не очень востребованы рынком. Хотя вектор роста спроса на газ давно сместился в Азию.

Ставка на «бери или плати» и привязку к нефти при поставках на европейские рынки приводит к тому, что «Газпром» теряет долю рынка, а ответственные менеджеры занимаются хоккеем. Кроме того, отметил бы пренебрежение со стороны руководства монополии в отношении процессов, связанных со сланцевым газом. Все это следствие отсутствия внятной стратегии развития в целом и понимания, что творится на мировом газовом рынке.

Например, мы бросаемся в Восточную Сибирь, чтобы переориентироваться в АТР, и фактически замораживаем Штокман, потому что это дорого. Хотя не факт, что Чаянда это менее дорогостоящая история. На мой экспертный взгляд, Штокман более перспективный и экономически обоснованный проект, который даст больше гибкости экспорту, чем добыча газа в Якутии, чтобы затем по трубе стоимостью $25 млрд тащить его во Владивосток и там сжижать.

- Так ведь никто не собирается сжижать чаяндинский газ. Там главная цель поставки Китай по трубе, но, как и в случае с ВСТО, пока не договорились по цене с китайцами, должна быть видимая альтернатива для утилизации газа с Чаянды.

- Данный вариант нельзя исключать. Но у нас в газовой отрасли такая высокая концентрация специальных интересов, людей, которые зарабатывает на принятии тех или иных масштабных решений сомнительного экономического качества, что определить это тактический ход в рамках переговоров или стратегическое решение, довольно сложно. Часто бывает так, что принимается решение, делается проект, в него вкладываются деньги, а затем он стоит невостребованный.

- Что именно вы имеете в виду?

- «Голубой поток».

- Подождите, но он уже несколько лет как работает на мощности, близкой к проектной, обеспечивая при этом надежность газоснабжения турецкого рынка.

- Да, но перед этим стоял почти 10 лет незаполненным. Кроме того, не стоит забывать, что по «Голубому потоку» идет газ, необлагаемый экспортной пошлиной, и российское государство не зарабатывает на этом. Кто-то переоценил турецкий спрос на газ 15 лет назад, а платят за это российские налогоплательщики.

- Мы же говорим о стратегии. Пара лет простоя с точки зрения нескольких десятилетий, на которые рассчитана жизнь экспортных газопроводов, это вообще ничто. Сегодняшняя ситуация на рынке Турции, где российский газ занимает 60%, говорит о том, что стратегически было верное решение при всех издержках.

- Я не согласен. «Газпром», может быть, и выиграл, но Россия из-за беспошлинного газа теряет на этом деньги.

- Но если так рассуждать, то практически любой экспортный проект, которому предоставлены льготы от государства – это потери для бюджетников. Хоть «Ямал СПГ», хоть Ванкор, хоть любые СРП проекты, которые также освобождены от экспортных пошлин.

- Конечно, каждый такой проект, предполагающий предоставления льгот, должен быть предметом публичного, понятного для общественности анализа. Я настаиваю, что выгоды – это не то, что мы обошли Азербайджан на турецком рынке, а сколько от этого получила российская казна и экономика. То, что мы «сделали» Азербайджан в Турции, это не повод голословно утверждать, что «Голубой поток» нам выгоден, как стране.

- Также как и голословно утверждать обратное.

- Да. Нужно смотреть на длинной дистанции. Но и в момент предоставления льгот, а у нас без них не обходится ни один новый крупный проект в газовой отрасли, должно быть четко объяснено, как эти льготы обернутся экономическими выгодами российским гражданам. Отсюда мы переходим к следующему проблемному пункту – вкладу газовой отрасли в бюджет. На мой взгляд, газовая отрасль не дорабатывает.

- В каком смысле?

 - Известно, что нефтегазовые доходы составляют около 45% бюджетных поступлений. Но если взглянуть глубже, то 40% - это нефтяники, и лишь 5% - газ. Хотя в энергетическом эквиваленте газа у нас добывается больше, чем нефти. Спор между Минфином и «Газпромом» идет давно. По факту, поступления снижаются и будут снижаться за счет беспрецедентного предоставления льгот по новым проектам. Мы не понимаем, сколько налогов газовая отрасль будет давать в бюджет через 10-15 лет, когда газ из новых льготных проектов заместит действующие объемы.

- Но ведь нефть, что на внутреннем рынке, что на внешних стоит в разы дороже, чем газ, и сравнивать поступления напрямую не очень корректно.

- С этим тоже нужно разбираться. «Газпром» многие годы твердит об убыточности поставок на внутренний рынок. Но я помню, как в конце 90-х работал в Федеральной энергетической комиссии (она устанавливала тарифы на товары и услуги естественных монополий) мы не получали от концерна достаточных обоснований этому тезису. А «Газпром» как был, так и остается крайне непрозрачной структурой. Нужно анализировать затраты концерна в целом, там можно обнаружить много скрытых резервов, а поставки на внутренний рынок окажутся вовсе не такими убыточными. Просто часть доходов перетекает в альтернативные центры прибыли, к подрядчикам и поставщикам. И это то, что «Газпром» не додает в бюджет, получая льготы по другим проектам.

- Что, на Ваш взгляд, нужно делать?

- Система контроля за действиями монополии должна меняться. Следующая проблемная точка – внутренний рынок. Здесь тоже много непоследовательных действий. То мы переводим энергетику с газа на уголь, то, наоборот, то развиваем газомоторное топливо, то прекращаем.

- А как вы прокомментируете то, что Европа сейчас «вопреки планете всей» переводит свою энергетику с газа на уголь?

- Я считаю, что это колоссальная ошибка, хотя и продиктованная рыночной конъюнктурой – дороговизной газа по сравнению с углем. Вообще угольный рынок из-за высокой конкуренции демонстрирует снижение цены. И это же может произойти на газовом, если тенденция к обнаружению запасов в новых регионах сохранится, будут появляться новые газодобывающие страны вроде Израиля или Кипра, новые источники – сланцы, шельф Черного моря, шельф Африки и т.д. - оказывая давление на цены.

Возвращаясь к внутреннему российскому рынку, хочу отметить, что, на мой взгляд, цены уже выросли до такого уровня, что включились процессы ограничения спроса. При этом в официальной ценовой политике сохраняется ориентация на привязку внутренних цен к европейским. Мне кажется, это надо переосмыслить. Сейчас есть условия для развития конкуренции на внутреннем рынке, растет доля добычи независимых производителей.

Поэтому вновь встает вопрос о структурном реформировании отрасли, за счет которого мы можем высвободить огромные резервы для повышения производительности газовой отрасли, ее отдачи в бюджет, комфорта для потребителей и т.д. Но я не случайно назвал данный вопрос не первым, а последним. Реформирование - это логический ответ на стоящие в газовой отрасли вызовы и вишенка на торте, но никак не основа и самоцель.